– Но позвольте… – вскидывает белобрысую голову.
– Не позволю! – пробегаю глазами бумагу. – Зачем тебе старые казацкие "сороки"? Вычёркиваем. Твоё дело не в осадах сидеть да приступы отражать, а… хотя… Ты чухонцев любишь?
– В котором смысле?
– В самом прямом. Забирай своё каторжное войско, да отправляйся в Ревель – будешь учиться морской десант отражать. В Ревель я сказал! Чтобы через неделю в Петербурге ни одной сволочи не было! Указ напишу, да… И на эскадру напишу, пусть помогут немного.
– Государь, но Ревельский порт ещё во льду.
– Как так? Кто позволил? – смотрит как на последнего дурачка. Ладно, для пользы дела можно и подыграть самую малость. – Лёд сколоть и в Сибирь! Во избежание его возвращения установить батареи на… ну там сам разберёшься. Всякое иностранное судно, военное или купеческое, подлежит немедленному аресту как возможный пособник неприятеля.
– Льда?
– Кого же ещё? При сопротивлении – уничтожить!
Убежал окрылённый. Мне бы в его возрасте кто сказал – топи всех, а Господь разберётся… Эх, чувствую, не избежать потом дипломатических скандалов, если намнёт копчик какому-нибудь нейтралу. А плевать, на англичан и свалю, не всё же им с больной головы на здоровую перекладывать.
– Павел?
– Да, дорогая?
– Ты ведь это не всерьёз?
– Насчёт чего, льда или Сашки?
– Того и другого.
За стол уже не хочу, потянет в сон, а спать пока некогда. Неторопливо прохаживаюсь по столовой, заложив руки за спину, и стараюсь не оскользнуться на натёртом до сияния паркете. Объяснить ей?
– Знаешь… просто боюсь.
– Чего?
– Английских ушей в окружении Александра. Нет, конечно же, там шпионы толпами не ходят, самое обидное – не предадут и не продадут, просто ляпнут ненужное в неподходящем обществе. Англоманы, франкофилы, германолюбцы… бывают такие? Уроды, одним словом – ради желания понравиться иноземной сволочи наизнанку вывернутся. Ага, загадочная русская душа… бля…
– Не понимаю.
– И не нужно. Пусть считается моей придурью.
– Но это не так!
В уме не откажешь. Или в обычном женском тщеславии – кому охота быть замужем за идиотом? Хотя они в большинстве случаев именно таковыми мужчин и считают, но в глубине-то души надеются на обратное!
– Конечно не так. Но об этом – молчок.
Утро закончилось, и новый день принёс сотни новых забот – казалось, здесь даже птички не гадят без высочайшего на то соизволения. Чего проще – накормить солдат, со вчерашнего вечера перебивающихся сухарями с ежечасно подносимой чаркой? Нет, нужно лично бить морды, снисходя с заоблачных высот до мерзостей обыденной жизни. Мордобитие в коей-то мере подействовало, и плац затянуло дымком от костров. Форменное безобразие и нарушение всего что можно, но кухня не справляется, и над огнём в больших котлах готовили баланду для арестантов – морить их голодом не входило в мои планы.
А какие они вообще, эти планы? Знать бы ещё самому… За что ни ухватись – под пальцами расползается подобно гнилому сукну. Оставила мамаша наследство: воры, бездельники, лихоимцы, казнокрады, пьяницы. Одним словом – безродные космополиты, прости, Господи. И какая сука рассказывала когда-то о беззаботной жизни царя-самодержца, сидящего на троне с единственной целью – угнетать да закабалять? Ещё неизвестно где легче, в поле с сохой или во дворце. И где безопаснее.
– Ваше Императорское Величество! – ну вот, опять кому-то понадобился. – Ваши пистолеты, государь!
Документ 5
"Август?йшій Императоръ! Государь Всемилостив?йшій!
Воспяти солнце во днехъ Езекіи и приложи житія Цареви. Ты, благод?тельное св?тило Россіи, озаряя нын? насъ животворнымъ воззр?ніемъ Твоимъ, и чрезъ то въ Теб? самомъ возвращая удаляющееся отъ насъ солнце, прилагаеши намъ житія. Обновляется жизнь наша, и новая къ просв?щенію въ сердцахъ нашихъ воспламеняется ревность. Отсел? паче и паче процв?тетъ сей малый ученія вертоградъ, разбот?ютъ красная его и потекутъ ароматы его.
Такъ вы, юные крины сего счастливаго вертограда, младые питомцы наукъ! взывайте: стани солнце наше, теки по пути мудраго Твоего Царствованія, да будетъ исходъ славы Твоея отъ края небесе; да царствуетъ съ Тобою въ непрерывномъ здравіи и благоденствіи дражайшая и вселюбезн?йшая Супруга Твоя, со вс?мъ Август?йшимъ домомъ."
(Резолюция рукой императора – "Денег дармоедам не давать. Павел")
Неужели принесли пистолеты? Вот ей-богу, безоружным как без штанов себя чувствовал. Шпага не даёт той уверенности, да и фехтовальщик из меня, честно признаться, никудышный. Против офицера с такой же зубочисткой ещё потяну, но обученный солдат в штыковом бою шансов не оставит, тут к бабке не ходи.
– Вот! – Акимов протягивает оружие рукоятями вперёд. – Насилу достал.
– Что же так? – только сейчас обращаю внимание на слегка потрёпанный вид прапорщика – шапка потеряна, неизвестно где добытый медальон висит криво, мундир порван в нескольких местах, рожа расцарапана. – Не кошки ли тебя драли?
– Никак нет, Ваше Императорское Величество! Пострадал при спасении аглицкого посланника от неизвестных злоумышленников, в знак благодарности вручившего сии пистоли за мгновение до смерти!
– Не ори так, братец, совсем оглушил. И объясни – как же ты англичанина спасал, коли тот помер? Он, кстати, точно помер?
– Не извольте сомневаться, государь, мертвее не бывает. Его собственный секретарь и зарезал, сразу после того, как покончил с собою, не выдержав угрызений нечистой совести.
– Чего?!
– Виноват, Ваше Императорское Величество, конечно же перед тем.