– Кабы через край не полилось! – от удара кулаком по столу подпрыгнули тарелки.
– Что не полилось? – не сообразил Беляков.
– А то, чем полнится!
Купец поёжился и поспешил перевести разговор в другое, более безопасное русло:
– Это точно, народец у нас такой – соврут, и возьмут недорого.
– Не только у вас.
– Беда… А вот скажи, Сергей Викторович, как оно на самом деле приключилось? Из-за чего англичанка так на царя-батюшку взъярилась, что на душегубство пошла?
Прапорщик опять погладил усы и задумался. Слухи ведь откуда-то берутся? Они же не вошь, способная сама собой расплодиться в пропотевшей да нестиранной рубахе? Кому-то они выгодны? А ежели так, то…
– А дело там простое, Александр Фёдорыч, – Акимов взялся за стопку. – Ещё в бытность государя Павла Петровича наследником престола, отправился он в путешествие по Европам – других посмотреть, себя показать. Ну и заодно, так сказать, невесту приличную присмотреть. Обычное дело у царственных особ. Да, кстати, а чего это любезная Елена Дмитриевна нами пренебрегает? Нехорошо…
– Бабское ли дело, Сергей Викторович? Оно ведь, как известно…
– Зря ты так. Ещё Пётр Великий указывал бывать на ассамблеях непременно с жёнами.
– Так то на ассамблеях! Хотя… Еленка, иди-ка сюда!
Вечером того же дня.
– Кыш, проклятая!
Толстая трёхцветная кошка, неторопливо пробиравшаяся по неведомым кошачьим делам куда-то в сторону курятника, получила столь сильного пинка, что несколько раз перевернулась в воздухе, и упала прямо в свиное корыто. А нечего под ногами путаться, когда хозяйка не в духе.
Капитолину Ивановну Воробьёву нельзя было назвать злой, но сегодня даже куры попрятались, чуя надвигающуюся отнюдь не с неба грозу. И было от чего печалиться – известная поставщица новостей, злыми языками именуемая за глаза сплетницей, сорокой и гадюкою, теряла она заслуженную славу всезнающей особы. Как же так, уже полдня как к Беляковым прибыл грозный гвардейский офицер, весь из себя красавчик и усач, а никто до сих пор не ведает подробностей. То ли арестовывать приехал, то ли, что самое худшее, медаль привёз. Совсем теперь Елена Дмитриевна зазнается… Мужнина награда, это ведь не новый чепец, в который любая кошка нагадить сможет, и не новое платье из жёлтой тафты, собирающее подолом коровьи лепёшки на дороге…
Нет, не дадут медаль. Но на каторгу тоже ничего – разговоров не на один месяц хватит. Ну где же Еленка с новостями? Не идёт… а ещё кума, детей крестила.
– Капитолина Ивановна, сударыня моя, что же ты, и гостей не видишь? – голос любимой подруги (глаза бы выцарапать!) показался ангельским пением.
– Елена Дмитриевна, матушка! – сколько же энергии в маленькой и сухонькой, телосложением оправдывающей прозвище Воробьиха, женщине, а? Поскакала по двору, вот-вот взмахнёт крылышками, да и взлетит в горние выси. – Замечталась вот… Да проходи, голубушка, проходи – завсегда рада видеть и почтение выразить. Чайку ли приказать поставить, али наливочки вишнёвой испробуем? Хоть и прошлогоднего урожаю, но вкуснотиш-ш-ш-а!
– Так ведь не праздник?
– Да мы капельку. Твой-то тоже скоро к Макарию отъезжает? Мой вечор уж покатил. Вот за успешную ярмонку и употребим.
– Нет, Капушка, Александр Фёдорович задержится. Уж и не знаю, поедет ли нонеча…
– С гостем, поди, водку пьёт?
– Её, окаянную, – тяжело вздохнув, согласилась Белякова. – И как только здоровья достаёт, а? В прошлом году два раза пьян являлся, в позапрошлом один, и вот опять за старое.
Капитолина Ивановна, страдавшая от мужнина пьянства почитай каждые четыре месяца, с обидой поджала губы и внимательно посмотрела на гостью – не со смехом ли да укором говорит? Вроде бы нет, тоже переживает.
Как ни изнывала почтенная Воробьиха от любопытства, но правила приличия, соблюдаемые в купеческих семьях гораздо строже, чем у ветреного дворянства, не позволили сразу же приступить к расспросам. Сначала, и не менее часа, обсуждали виды на урожай огурцов и капусты на волжских островах, посетовали на неважно завязавшиеся вишни в садах, о детях, коих у каждой по трое, о будущей Макарьевской ярмонке, высоких ценах на китайский чай, единогласно осудили любителей пить его внакладку, а не вприкуску… И лишь после этого Ивановна решилась перейти к главному.
– Гляжу, Дмитриевна, у тебя шаль новая?
– Да где там… о прошлом годе Фёдорыч на именины дарил.
– А я-то думала, что гостюшка нонешний привёз.
– Не, то особый курьер из Санкт-Петербургу с письмом от Ивана Петровича.
– Кулибина?
– Его сиятельства графа Кулибина!
– Да ну?
– Вот провалиться мне на этом месте, ежели вру. Хоть и высоконько взлетел, да родственников-то не забыват.
– А рази родственник?
– А то! Двоюродную тётку моего Фёдорыча помнишь?
– Которая за Асафа-кулугура в Никульскую деревню вышла?
– Она самая. А Иван-то Петрович её свахи бабушкиной свояченице деверем приходится.
– Вот оно как… – с завистью протянула Капитолина Ивановна. Такое близкое родство с влиятельной персоной позволяло Белякову надеяться не только на медаль – глядишь, и в столицу переберутся. – А в письме чего пишет?
– То дело государственное и нас не касаемо, – Елена Дмитриевна строго нахмурила брови. – А вот гонец что рассказал…
Воробьиха нервно сглотнула слюну в предвкушении новости, и аж подалась вперёд:
– Ну же…
– Не нукай, сударыня. А рассказал господин гвардейский прапорщик всю, какую ни на есть, правду: почему англичане на нас войной пошли, да злобятся отчего.
– Да?
– Несомненная правда, голубушка Капитолина Ивановна, не изволь сомневаться! А дело было так… – купчиха подмигнула и понизила голос. – Когда государь наш Павел Петрович совсем юн был, то поехал он в земли аглицкие, прямо через океан-море. На корабле поплыл, знамо дело. А как приплыл, то пошёл в гости к тамошнему королю Егорию, счётом третьему. Ну, пир, конечно, горой, как и полагается у благородного состояния… напились, короче, допьяна.