Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1. - Страница 48

А картина, открывшаяся после допроса покойного ныне Уксуса, оказалась до изумления простой и гнусной. Да, так оно и было… грабят меня всякие проходимцы, причём стало это дело настолько привычным, что просто не понимают сути предъявленных претензий. Ну да Господь им судья!

Вместе с признаниями, мне в наследство досталась карта, составленная совместными усилиями допрашивающих и допрашиваемого. Картограф, конечно, из него никудышный, только капитан уверил, что непременно сличит полученные сведения с показаниями других подозреваемых.

– А они есть? – усомнился я тогда.

– Всенепременно! – Ермолов предъявил список на двух листах. – Разрешите начать аресты?

– Справишься без лишнего шума?

– Не извольте беспокоиться, государь!

Вот что мне нравится в этом времени, так это отсутствие у офицеров некоторого предубеждения против тайного сыска и прочих секретных служб. Не знаю как в просвещённых Европах, но наша молодёжь воспитывается на положительных примерах Григория Скуратова-Бельского, Фёдора Ромодановского, Андрея Ушакова и прочих, достойных всяческой похвалы и подражания людей. Вот чуть позже, в виденном будущем… нет, это будущее было прошлым, и я читал о нём в книгах… тьфу, сам запутался… Ага, вот… охамевшие от скуки и безделья благородные ублюдки ввели моду на фронду в отношении любых мер по поддержанию внутреннего порядка в государстве, и не подать руки жандарму стало делом столь естественным… ур-р-р-оды!

Это не как бывший капитан НКВД говорю, как император. Хотя, как ни удивительно, и та и другая точки зрения совпадают. Единственное различие – в императорской шкуре я значительно добрее. Возможно спросит кто-нибудь… а как же умерший при допросе контрабандист, как он согласуется с царским достоинством и моральным обликом большевика? Легко всё согласуется. Особенно если учесть то обстоятельство, что допрашиваемый начал делиться знаниями задолго до приведения кочерги в нужную кондицию. И помер, бедолага, от задушившей его грудной жабы. Они ведь такие коварные, эти грудные жабы. Но порассказать успел, да…

Схема золотого промысла была проще телячьего мычания, но, подобно всему простому, почти гениальна. Драгоценный металл добывали на Южном Урале силами нескольких раскольничьих артелей, организованных из несостоятельных должников, пребывающих в натуральном рабстве. Какое там к чёрту крепостное право? Оно, в сравнении с жизнью старателей, казалось пребыванием в краю молочных рек с кисельными берегами. Какова дальнейшая судьба импровизированных каторжников, мы так и не узнали. Сначала расспрашивали о более важных вещах, а потом стало не у кого. Но, подозреваю, их кости долго ещё будут попадаться в лотки золотоискателей.

В конце каждого сезона добычу сплавляли по Уралу на каспийские рыбные промыслы, и уже оттуда, снарядив осетров, мелкими партиями развозили по надёжным посредникам. Наш – как раз из таких.

Осторожный стук в дверь прервал размышления. Следом появился Беляков:

– Ваше Императорское Величество, лодка готова.

– Спасибо, Фёдорыч, сейчас иду.

Да, мы возвращаемся. Пока в Подновье, а там видно будет. Возвращаемся… зачем вообще приезжал на ярмарку? Может, вело какое-то предчувствие? Ладно, не будем забивать голову – получилось, что получилось.

По приезду пришлось пережить целую бурю. Никогда бы не подумал, что обычно сдержанная в эмоциях императрица способна ругаться. Больше всего досталось Аракчееву, разрабатывавшему операцию прикрытия и самолично её осуществлявшему, и Александру Фёдоровичу, как главному злодею, похитившему государя и отправившемуся с ним в подозрительный загул. Если верить Марии Фёдоровне, то купцу грозило четвертование, повешение, расстрел, пострижение в монахи, ссылка в Сибирь и, после всех процедур, отправка в штрафной батальон.

– Душа моя, – я взял разгневанную супругу за локоток нежно, но в готовности применить более жёсткий захват. – Не уподобляйся флюсу.

– Это как? – императрица сделала слабую попытку вырваться.

– Он слишком односторонен. И не нужно воспринимать всё буквально – слухи о наших с Федорычем похождениях по… хм… да… абсолютно беспочвенны, но, тем не менее, должны распространяться беспрепятственно. Это дело политическое.

– Ходить по бабам – политика?

– Да не было их, сколько раз повторять! Вот посмотри сама, – махнул в сторону лежащего на столе кожаного мешочка. – Какие нужны ещё доказательства?

Ну как ещё объяснить ревнивой женщине, что муж занимался важными государственными делами, а не тем, о чём она думает? Вообще, странное что-то с ней происходит – раньше сквозь пальцы смотрела на кружащих вокруг меня вертихвосток, а теперь сцены… Или то, что позволительно венценосному безумцу, совершенно неприемлемо для нормального императора? Да, скорее всего так оно и есть – забрезжившая впереди надежда остаться в истории не женой придурка на троне, а императрицей и верной помощницей великого государя настолько повлияла на характер, что сам диву даюсь.

– Что это, Павел? – Мария Фёдоровна осторожно освободилась из моих рук и попыталась приподнять мешок.

– Это золото, душа моя. ТО самое золото, которое купец третьей гильдии Александр Фёдорович Беляков в пример другим пожертвует на русскую армию. А немного погодя, и на флот. Столько же.

Императрица присела на лавку и вздохнула:

– Умнее ничего не мог придумать?

– Чем же нехорошо?

– Да как сказать… тебе Фёдорыча не жалко? Ты же ставишь крест на его репутации, большой-большой крест. Или, считаешь, у каждого небогатого купчика под печкой хранится горшок с золотым песком? Где он его взял? Кого ограбил? Почему скрывал и не пускал в оборот, если нажито честным трудом?