– Пошли. Горшок захватил? А Митяй где?
– Тута я, – откликнулся младший. – Куды же мне теперя деваться?
– Ну так пошевеливайся.
Во дворе такая же темень, но если ходил здесь много лет, то ноги сами донесут до нужного места. Скрипнула дверь сарая, лёгкий шелест сена, осторожные шаги.
– Митька, давай мешок.
Где-то у крыльца должен стоять ещё один часовой. Ага, как бы не так, стоять… Он сидит на ступеньке, положил ружьё на колени и, свесив голову, похрапывает. Умаялся, бедолага. Ну ничего, есть хорошее средство от усталости, всё как рукой снимет. Шаг вперёд… не пошевелится ли? Нет, вроде спит. Ещё шаг… резные перильца мешают подобраться сзади. Последний…
Англичанин будто почувствовал что-то – встрепенулся, хотел подняться, и полной грудью хватил табачного крошева из наброшенного на голову мешка.
– С-с-сука, – шипел Касьян, стягивая тонкие шнурки завязок. – Петюха, ноги ему прижми.
Полушкин-старший послушно ухватил бьющегося часового и держал, пока тот не дёрнулся в последний раз. Потом прошептал дрожащими губами:
– Ты где так душегубству навострился?
– Душегубству? Может мы как раз свои души и спасаем… И бабы наши на том свете за нас словечко замолвят.
– И всё же?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – хмыкнул Нечихай. – Всезнайки долго не живут, понял?
– Чего не понять-то? – сосед отпустил ноги англичанина. – Митяй, сено тащи.
– Тута уже, – парень сунул отцу охапку. – Запаливаем?
– Давай, – Касьян поудобнее перехватил вилы, дожидавшиеся хозяина воткнутыми в землю. – Высыпай угли, и мотайте отседова.
– А как же…
– Один управлюсь. Мотайте, говорю.
Минька гордился собой. Как же, настоящий гусар на настоящем боевом коне! И кинжал, который из-за размеров больше похож на меч-кладенец из бабушкиных сказок. И даже седло! Это не охлюпкой в ночное гонять, это вещь дорогая и серьёзная. Единственно плохо – маленьких сапог в полку не нашлось, а что за гусар босиком? Но Его Высокоблагородие сказал, будто бы доломан с лаптями вовсе не смотрится, поэтому лучше посверкать голыми пятками, чем людей смешить. А каких людей-то? И нету никого, ночь на дворе, не увидит никто. Новолуние нонеча, хоть глаз выколи.
Но всё равно у мальчишки внутри оставалось ощущение какой-то неправильности происходящего, а вот какой именно, он не понимал. Поёрзал, приноравливаясь к шагу неторопливо идущей кобылы, и повертел головой, отыскивая Ивана Дмитриевича. Да разве углядишь? Так и пришлось спрашивать у ближайшего гусара:
– Дяденька, а мы почему не скачем?
– А что же, по-твоему, сейчас делаем? Или галопом нестись?
– Ну, не знаю… Вроде в атаку идём.
– Из-за этого коням ноги ломать? У тебя, Минька, этих атак ещё столько в жизни будет… – гусар не договорил. – Горит что-то!
Документ18
"Бьет челом Государю милостивцу своему свет Петру Денисычу крестьянишко его Васька Храмой: волею Божею женишка у меня на прошлый Петров день от родов померла, а после ее никаво ни осталось; и я сирота твой ныне не женат, а в чужих барщинах не дают, за вывод прошают рубли по три за девку; и ты пожалуй меня крестьянишку тваво, есть в твоем Болховском Государевом поместье в деревне Кривчее девка Дашка Картавая и ты пожалуй меня Государь мой Петра Денисыч сироту тваво Ваську Храмова, ослобони меня на той девке жениться. Дазволь. А Фролка Картавый, отец ейной девки Дашки землю сваю савсем пакинул, могуты его пахать не стало и он Фролка и с девкою своею хочет сказывают брести из тваво Государева поместья прочь куды глаза глядят. А коли не дазволишь, милостивец Петр Денисыч, то пайду в Государевы штрафны баталионы".
"России с прочими державами не должно иметь иных связей, кроме торговых. Переменяющаяся столь часто обстоятельства могут рождать и новыя сношения, и новыя связи : (Замечание императора Павла: "Святая истина!"); но все cиe может быть случайно временно и без обязательства хранить ненарушимо до положеннаго срока заключенный союз министрами, кои часто поставляют подарки свыше благосостояния Отечества, славы государей своих и святости их слова. (Замечание императора Павла: "Деньги – вещь великая!") Истинныя выгоды России всегда почти предавались забвению, и вот неоспоримыя сему доказательства: в Тридцатилетнюю, Семилетнюю и нынешнюю восьмилетнюю войны все Европейския державы подвержены были опасности неоднократно лишиться – иныя части, а другия всех их владений, Россия же никогда ничего; но совсем тем во всех ея трактатах с иностранными державами она принимала на себя всегда обязанности помогать или войсками, или деньгами, а часто и ручательство их владений.
Во всегдашнее время политика и цель мудрых, простых, благотворителъных, равно и злых государей была та, чтоб увеличивать силы свои на счет соседей: верный и единственный способ держать в страхе сильных и охранять малых."
Из "Записок графа Ф.В. Ростопчина" Издательство князя Куракина в Берлине, улица Михаила Нечихаева д.22. Год издания 1903.
– Помилуйте, зачем же вам пушки? Если я не ошибаюсь, вы командуете гусарами, а не артиллеристами. Не так ли?
Генерал-майор Борчугов насупился и грозно поглядел на сидящего в вольной позе полковника Бенкендорфа, задавшего щекотливый вопрос. Гвардеец молод, но уже наглец! Да, каков наглец? Именно его люди самым хамским образом увели у ахтырцев из-под носа три вражеские батареи, втихомолку вырезав вражеских часовых. Можно сказать, из рук вырвали вещественное доказательство победы. Будто бы без них не справились… И что теперь государю предъявлять, пленных? Так ведь их нет почти, а знамя английского полка сгорело в пожаре вместе с контр-адмиралом Артуром Филлипом.